Мой дядя самых честных правил,
     В истории он след оставил,
     И был прославлен на всю Русь,
     Я рассказать про то берусь.
     
     Его поместье находилось
     В укромном, тихом уголке,
     Где ручейка вода журчилась,
     Давая жизнь большой реке.
     России дивная природа,
     Которой любовался он,
     Была обычной для народа,
     Живущего, в поместье том.
     Так жизнь бежала быстроного,
     И вот шестнадцать лет, в Покров,
     Мой дядя празднует. Дорога,
     Ведёт гостей из хуторов.
     Собралось множество знакомых,
     На бал съезжались все спеша.
     А дядя под святой иконой
     Встал на колени и шептал:
     
     Вдруг двери тихо отворились,
     И он увидел пред собой
     Ту грудь, которой так стремился,
     Коснуться с детства он рукой!
     Пред ним ,вся в бело-голубом
     Стояла дочь отца Степана.
     Она была немного пьяна,
     Но речь идёт тут не о том!
     
     Захлопнув двери за собою,
     Засов задвинула рукою.
     И повернувшись к дяде Вове,
     Кивнула тихо головою.
     Он отвернулся весь дрожа,
     (Какая нежная душа!)
     В его мозгу всё закружилось:
     Что, где, зачем и почему?!
     И как всё это получилось,
     Что Танечка пришла к нему?!?
     И повернувшись для вопроса:
     <Зачем пришла ты, мол, ко мне?>
     Так и остался безголосо
     Стоять с открытым ртом вдвойне.
     
      2
     
     Не удивляйся, друг читатель.
     Я тоже сладостный мечтатель.
     Но время ты не торопи,
     А слушая тихонько жди.
     Я отступлю от темы нашей,
     И расскажу про Танин род.
     Который знал честной народ,
     Как род служителей креста:
     
     Отец Танюши знаменит.
     Как только колокол звенит,
     В его священную обитель
     Сбегается толпа людей:
     Баб, молодух и проблядей.
     И тихо заходя в обитель,
     Садятся в ряд на лавки все.
     Отец Степан, производитель,
     Улыбку прячет в бороде.
     Росточку малого, от роду
     Был он , но сила не в ногах.
     Огромный член дала природа
     Такой , что путался в штанах!
     И прихожанки знали точно,
     Что грех идти к нему им ночью.
     И в простоте души невинной,
     Своей делились половиной.
     За алтарём, манимых знаком,
     Иных Степан драл даже раком!
     И исповедь приняв её,
     Он говорил: < Иди же с миром!
     Во вторник вновь, дитя моё,
     Я напою тебя эликсиром!>
     
     Танюша ж жила безутешна,
     В шестнадцать лет, ещё безгрешна!
     Ведь не было у ней партнёра
     Гуляки парня, лихача,
     А ещё лучше б , если хором!
     (Её заветная мечта)
     И если грусть её точила,
     Она брала лопату в руки
     И аккуратно заводила
     В пизду, в экстаза , сладкой муке:
     Бывало, утро настаёт,
     Танюша открывает рот
     И ,скаля зубы, так зевает,
     Что носом стенку задевает.
     Встаёт с постели еле, еле
     (Как сильно ноги задубели!)
     И чешет их в одном местечке,
     Пока не началася течка.
     Подходит к зеркалу сонливо,
     Берёт за грудь себя игриво,
     И между ног её зажав,
     Суёт в пизду, соском попав.
     Но так и не войдя в экстаз,
     Пускает менстру в медный таз:
     На конюшню идет молча,
     Где конь копытом землю топчет.
     Залазит молча под коня,
     За член его рукой беря.
     И конь с размаху её раз:
     (А- ж слёзы покатились с глаз!!!)
     
     Но долго так не продолжалось,
     Однажды Таня наебалась.
     Лягнул коняга её так,
     В навоза кучу отлетев,
     Подняться не могла ни как.
     И после случая такого,
      Искала Танечка другого


     Себе на палку жениха,
     Чтоб с ним познать
     Весь вкус греха.
     Бывало, вся уже дрожит,
     От жажды друга дорогого,
     Но парня нет у них другого
     На хуторе, а он молчит.
     Молчит и дрочит, втихаря
     Её томив, себя губя.
     
     
     
      3
     
     А сам мой дядя парень бравый,
     И мастер золотые руки!
     Он дрочит левой, дрочит правой,
     Но не с желанья, а со скуки.
     В шкафу, под стопкою тетрадей,
     Свою он тайно книгу прячет.
     О связях половых, внебрачных,
     И о любви к животным, блядям.
     Животных полный дом у них:
     Собаки, куры, овцы, кошки.
     Их Вовочка ебал немножко,
     Но не соседских, а своих!
     Бывало курицу поймает,
     И на хуй молча одевает.
     Та извивается, орёт,
     А он её ебёт, ебёт!
     У ней уж пух летит кусками,
     И курица кричит рывками,
     (Под такт движений его члена)
     У ней из жопы лезет пена,
     Но он её не выпускает:
     И та, предсмертный стон издав,
     Поносом дядю чуть обдав,
     Так умирает без всего,
     Всё ж не приняв любовь его:
     И день за днём домашний скот,
     Берёт у дяди Вовы в рот.
     Хозяйка Вовочку ругает,
     Зачем зверей он обижает?
     Ведь легче блядь найти ей сыну,
     Чем мучить бедную скотину:
     
     И так однажды, тихо в ночь,
     Она к Степану побежала.
     И попросила, чтобы дочь
     Ебаться Вовке её дала.
     (А Танька лишь о том мечтала!)
     Договорились, в день рождения
     Она придёт к нему в имение,
     И разрешит их все сомнения:
     
     
     
      4
     
     Итак, продолжу свой рассказ,
     Мы снова в комнате знакомой.
     Вот дядя , под святой иконой,
     Лёг на полу, под ним матрас.
     Лежит он в позе деловитой,
     И словно горюшком убитый,
     Сложил ручёнки на пупок
     (И лучше выдумать не смог)
     А Танечка сидела рядом
     И жадным, полным ласки взглядом,
     Смотрела на его прибор
     (Висящий вяло до сих пор)
     Но вдруг встрепенулась она и зарделась,
     И, встав на карачки , к нему подползла,
     И нежно рукой за головку взяла.
     Поморщилась, крякнула, сплюнув в проход,
     Уста приоткрыв, жадно сунула в рот.
     Головка разбухла и в гландах застряла,
     А Танечка часто и нервно икала.
     <Как быть, промедление смерти подобно?!>
     Подумала Таня в беспамятстве злобно.
     А может, за яйца схватив его кинуть,
     И тут же залупу со рта ложкой вынуть?
     Решила, рванула за яйца, и вот
     Кровь брызнула струйкой,
     Он ей порвал рот.
     И сам весь в крови на колени упал,
     И словно змея, извиваясь дрожал:
     Она всё молчала, и он всё молчал.
     Она не кричала, и он не кричал!
     
     А утром их нашёл слуга,
     Обоих мёртвых. От греха
     Сбежал он прочь к отцу Степану,
     И рассказал всё без обмана.
     Что дочь его, в улыбке страшной
     Лежит с залупою во рту,
     А рядом, в позе столь ужастной,
     Валялся дядя весь в поту:
     И чтоб скандал не поднимать,
     И прессу к ним не привлекать,
     Их ночью тайно схоронили,
     Лишь чуть припудрили, умыли:
     И с той поры, аж до сих пор
     (Я слышал бабок разговор)
     Лишь только полная луна,
     Взойдёт на небе, как одна
     Выходит тенью из могилы
     И молвит так протяжно: <Милый!>
     И руки тянет, и плывёт:
     И если уж кого найдёт,
     На той дороге в час ночной,
     Схватив утащит за собой,
     В свою могилу, молвит люд.
     Быть может правда, может лгут,
     То я не знаю, Бог уж с ними
     (Они давно лежат в могиле)
     И я закончу свой рассказ,
     Не стану боле мучить вас: